Как я мужа искала - Страница 14

К оглавлению

— Что я?

— А у вас какие требования к женщине? В смысле, к жене?

— У меня… — Глеб посмотрел в окно. — Мало требований. Я хочу, чтобы она меня любила.

Я вежливо помолчала. Но так как шеф по-прежнему смотрел в окно, спросила:

— И все?

Он поднял брови.

— Считаете, этого мало? Просто любила — просто так, ни за что, со всеми моими недостатками. Просто.

Он посидел, глядя на свои руки, приподняв брови, точно сам удивлялся своим словам. Потом посмотрел на часы и сказал обыденно:

— О чем вы думаете? Вам к вечеру нужно сдать программу, а вы тут разговоры разговариваете.

— Я? — я в свою очередь посмотрела на часы — ну надо же, как время летит за разговором! Особенно, за таким содержательным… Начальство право, право, во всем право. А если не право, смотри правило первое.

— Спасибо за кофе, — я с трудом выбралась из кресла: оно явно не было создано для деловых переговоров — настолько расслабляюще действовала его мягкость и глубина. Шеф, не глядя на меня, уже набирал номер телефона — тоже, наверное, наверстывал упущенное со мной время. Я на всякий случай кивнула ему и удрала из кабинета. Строевым шагом пересекла приемную под прицельным взглядом Лены — расслабься, детка, оставила я тебе твои конфетки!

На столе у меня лежала 'сладкая парочка' — коржик с пирожком. Тетки подняли сочувственные глаза.

— Что так долго? Без обеда осталась…

— Много вопросов? — спросил Буров, не отрывая глаз от экрана.

— Каких вопросов?

— По дискетам?

Я и думать про них забыла.

— Всего два…

Ну да — про мои несуществующие туфли и про моего несуществующего мужа. Рассеянно расправляясь с пирогом, я смотрела на экран. Странно как-то это было слышать от него. Любовь. В нашем возрасте как-то даже неприлично его употреблять — засмеют. Ну — влюбился, втюрился, втрескался — куда еще не шло. Теперь не умирают от любви. Насмешливая трезвая эпоха. Лишь падает гемоглобин в крови. Лишь без причины человеку плохо. Лишь сердце барахлит ночами. Но «неотложку», мама, не зови — врачи пожмут беспомощно плечами — теперь не умирают от любви… И вообще какой-то странный разговор у нас вышел: деньги-туфли-Буров-замужество-он… Тьфу, черт, опять не туда нажала…

Я перешагнула через порог и едва не угодила в ведра с водой, стоящие у порога.

— Чего это у вас? Потоп? Или пол моешь?

— А! — Нинка отмахнулась, подхватила ведра и пошлепала на кухню. Я пошла следом.

— Где твои?

— К маме спихнула на субботу. Хоть отоспаться, соскакивают ведь ни свет ни заря…

Нинка штопала. Аккуратная стопка носков лежала на столе, своей очереди дожидалась еще разноцветная куча.

— Садись. Есть будешь? Нитки кончились, счас…

Подхватила ведра и удалилась в комнату. Вернувшись, поставила ведра и оседлала табурет. Я подозрительно заглянула. Вода.

— Нин, ты чего это? Грудь качаешь?

Нинка скривилась.

— Грудь! Залетела я.

— Ну?

— Пальцы гну! Я уже лет пять аборт не делала. Боюсь. Одна на работе посоветовала тяжести таскать. Вот и таскаю с утра.

— Ну?

— Что — ну? Как слону дробина. Это же только в сериалах — чуть споткнулся, сразу выкидыш. А тут хоть дрелью высверливай!

Я задумалась.

— Нин, а у Кусовых ремонт…

— И что?

— Так им мебель надо двигать. Может, попросишься?

— Не могу, — рассеянно отозвалась Нинка, — у меня хондроз… У, злыдня! Жрать, спрашиваю, будешь?

— Я сегодня без обеда, — честно предупредила я. — Все подмету.

— Ладно, мой сегодня во вторую, еще поджарю.

Уплетая картошку с капустой, я предложила:

— Может, девочку родишь?

— Да иди ты!.. Я что, больная? Смейся-смейся, вот выйдешь замуж, узнаешь! Будешь толстой, как я, психованной, и скрестись через месяц!

— Вот типун тебе на язык!

Нинка, пригорюнившись, смотрела на драные носки:

— У этих мужиков-сволочей одна проблема — встанет-не встанет. А у нас, — Нинка начала загибать пальцы, — месячные — раз, девственность — два, беременность — три, роды — четыре, аборты — пять…

Мы дружно вздохнули над тяжелой женской долей.

— Не ходи замуж, Наташка, — вдруг сказала Нина. — Ничего хорошего там нет. Роди себе ребеночка…

Известная песня! Как все хорошо — так ты бедная, несчастная, одинокая, безмужняя, а как что не так — счастливая, никаких проблем… Ненавижу!

— А кстати, — тут же нелогично оживилась Нинка, — я тут объявление прочитала — как раз про тебя!

Соскочила, запнувшись за абортивное средство, вода щедро плеснула на пол. Нинка, выругавшись, сгребла ведра и с шумом вылила в ванну. Притащила свернутую трубочкой газету.

— Так, где он, я же обводила… А, вот! Брюнет, глаза карие, спортивного… 170,80,35… нормально… материально независим, детей нет. Хочет, так… стройную, сексуально раскрепощенную, без жилищных проблем… ну вылитая ты!

— Ты куда смотришь! — я ткнула пальцем. — Ему же модель нужна: 90-60-90… Да еще наверняка блондинка с ногами от коренных зубов…

— А ты объявления не давала?

— Его надо еще сочинить… ты погляди, какие они все здесь умные, красивые, нежные, сексапильные… А что, давай! Только всю правду: не умная, не красивая, нервная, ленивая, мужчин люблю, но недолго… Думаешь, кто-нибудь откликнется?

— Разве что такой же ненормальный. Нет, ну его, этого брюнета! Знаешь, я где-то читала, что брюнетам нужны блондинки и наоборот! Так, какие у тебя глаза? Почти карие… угу, у него должны быть серые, синие, голубые, а волосы если не блондинистые, то русые…

Нинка уставилась на меня с надеждой. Я честно перебрала свое окружение: в памяти упорно всплывали почему-то только стальные глаза Глеба. Изыди! Я сдалась и решительно заявила: